Неточные совпадения
Как на досадную разлуку,
Татьяна ропщет на ручей;
Не видит никого, кто руку
С той стороны подал бы ей;
Но вдруг сугроб зашевелился,
И кто ж из-под него явился?
Большой, взъерошенный
медведь;
Татьяна ах! а он
реветь,
И лапу с острыми когтями
Ей протянул; она скрепясь
Дрожащей ручкой оперлась
И боязливыми шагами
Перебралась через ручей;
Пошла — и что ж?
медведь за ней!
Сквозь дым выстрела я видел, как
медведь с
ревом быстро повернулся и схватил себя зубами за то место, куда ударила пуля.
Все это шумело, пело, ругалось. Лошади, люди,
медведи — ржали, кричали,
ревели. Дорога шла густым лесом. Несмотря на ее многолюдность, случалось иногда, что вооруженные разбойники нападали на купцов и обирали их дочиста.
— Есть еще адамова голова, коло болот растет, разрешает роды и подарки приносит. Есть голубец болотный; коли хочешь идти на
медведя, выпей взвару голубца, и никакой
медведь тебя не тронет. Есть ревенка-трава; когда станешь из земли выдергивать, она стонет и
ревет, словно человек, а наденешь на себя, никогда в воде не утонешь.
Вдруг под снегом раздалось рычанье, а потом
рев… Лесник, упершись шестом в снег, прямо с дерева перепрыгнул к нам на утоптанное место. В тот же момент из-под снега выросла почти до половины громадная фигура
медведя. Я, не отдавая себе отчета, прицелился и спустил оба курка.
Долго ли, коротко ли сражался Миша с комарами, только шуму было много. Далеко был слышен медвежий
рев. А сколько он деревьев вырвал, сколько камней выворотил!.. Все ему хотелось зацепить первого Комар Комаровича, — ведь вот тут, над самым ухом вьется, а хватит
медведь лапой, и опять ничего, только всю морду себе в кровь исцарапал.
Бил барабан: тра-та! та-та-та! Играли трубы: тру-ру! ру-ру-ру! Звенели тарелочки Клоуна, серебряным голоском смеялась Ложечка, жужжал Волчок, а развеселившийся Зайчик кричал: бо-бо-бо!.. Фарфоровая Собачка громко лаяла, резиновая Кошечка ласково мяукала, а
Медведь так притопывал ногой, что дрожал пол. Веселее всех оказался серенький бабушкин Козлик. Он, во-первых, танцевал лучше всех, а потом так смешно потряхивал своей бородой и скрипучим голосом
ревел: мее-ке-ке!..
Медведь, беглец родной берлоги,
Косматый гость его шатра,
В селеньях, вдоль степной дороги,
Близ молдаванского двора
Перед толпою осторожной
И тяжко пляшет, и
ревет,
И цепь докучную грызет.
Мужья и братья, жены, девы,
И стар и млад вослед идут;
Крик, шум, цыганские припевы,
Медведя рев, его цепей
Нетерпеливое бряцанье,
Лохмотьев ярких пестрота,
Детей и старцев нагота,
Собак и лай, и завыванье,
Волынки говор, скрып телег —
Все скудно, дико, все нестройно...
Раздался оглушительный, бешеный
рев, как бы смешанный вместе со стоном, но…
медведь опять-таки не показывался…
Почти пьяный, Пэд одобрительно мычал, пытаясь затянуть песню, но ничего, кроме хриплого
рева, не выходило из его воспаленной глотки, привычной к мелодиям менее, чем монах к сену. Несмотря на это, он испытывал неверное счастье пьяницы, мечтательное блаженство
медведя, извлекающего из расщепленного пня дребезжащую ноту.
— Так: «Ослы в перекидных корзинах — Детей играющих несут — Мужья и братья, жены, девы — И стар и млад вослед идут — Крик, шум, цыганские припевы —
Медведя рев, его цепей».
Прибежали ямщики,
Подивились тоже;
Видят — дело не с руки,
Что-то тут негоже!
Собрался честной народ,
Все село в тревоге:
«Генерал в санях
ревет,
Как
медведь в берлоге!»
Трус бежит, а кто смелей,
Те — потехе ради —
Жмутся около саней;
А смотритель сзади.
Струсил, издали кричит:
«В избу не хотите ль?»
Мишка вновь как зарычит…
Убежал смотритель!
Оробел и убежал,
И со всею свитой…
Через месяц мы поехали опять на этого
медведя; но мне не удалось добить его.
Медведь не выходил из обклада, а все ходил кругом и
ревел страшным голосом. Демьян добил его. У
медведя этого моим выстрелом была перебита нижняя челюсть и выбит зуб.
Он стоит на задних ногах,
ревет и — знаете, как это у
медведей? — все старается дать мне пощечину, то левой, то правой лапой.
Видит
медведь, что дело плохо — убьют его лошади; начал он
реветь.
— Знаю, что кондрашка тебя прихватил, еще на Унже пали мне о том вести, — говорил меж тем Корней Прожженный. — Что, язык-то не двигается?.. Ну да ничего — ты молчи, ваше степенство, а говорить я стану с тобой. Было время — быком
ревел, на нашего даже брата
медведем рычал, а теперь, видно, что у слепого кутенка, не стало ни гласа, ни послушания.
Кричать от боли, плакать, звать на помощь, вообще звать — здесь значит
реветь, и потому в Сибири
ревут не только
медведи, но и воробьи и мыши. «Попалась кошке — и
ревет», — говорят про мышь.
Под конец обеда, бывало, станут заздравную пить. Пили ее в столовой шампанским, в галерее — вишневым медом… Начнут князя с ангелом поздравлять, «ура» ему закричат, певчие «многие лета» запоют, музыка грянет, трубы затрубят, на угоре из пушек палить зачнут, шуты вкруг князя кувыркаются, карлики пищат, немые мычат по-своему, большие господа за столом пойдут на счастье имениннику посуду бить, а
медведь ревет, на задние лапы поднявшись.
Рядом
ревел и
медведь: эту роль играл человек в медвежьей шубе, вверх шерстью.
Вдруг раздался как внезапный порыв бури густой, сиповатый
рев черного
медведя, сидевшего на подмостках, — и покрыл собою все: и звон гудков и цымбалов, и свист волынок и сопелок, и гарканье, хохот и говор веселившейся толпы.
Ужасный
медведь, ходя на привязи кругом столба и роя снег от досады,
ревом своим вторит музыкантам.